Первое осмысленное воспоминание Аарона о детстве пришлось на его два года. Они с матерью стояли у распахнутого окна. Эллеса держала его на руках, прижимая к груди, целовала его в щеку и с восторгом шептала ему на ухо: «Смотри, Ари, какой красивый закат! А город? Видишь город? Это – Релес, и он – твой». Город Ари не волновал, на закат он бросил небрежный взгляд и вернулся к куда более увлекательному занятию – наматыванию локона материнских волос на все свои пальцы разом. Локоны у Эллесы были каштановыми, но в лучах закатного солнца они и вовсе слепили рыжиной. От матери пахло цветами и свежестью, и это был прекрасный запах, город за распахнутым окном так пахнуть не мог – Аарон не был глупым малым, чтобы променять одно на другое.
Горькая правда в том, что жизнь не заставила Аарона выбирать или менять что-то – она просто забрала у него мать с ее цветочным, свежим ароматом и оставила город, который, впрочем, уже тоже не был его.
Бальдвин давным-давно бросил об этом думать, но лишний раз предпочитал в Релес не ездить. Всегда отправлял на важные задания в это проклятое герцогство кого-нибудь из Призраков, но в этот раз он был вынужден оставить свои капризы при себе. Дела, творящиеся здесь в последнее время, явно имели отношения к давней… зазнобе Аарона. Алайна.
Когда Бальдвин приступил к обязанностям Главы Черной Стражи, алайна только появилась, и никто не мог понять, как создание страшнейшего наркотика за всю историю Агьера осталось никем не замеченным. И вот прошло уже три года, а вопрос, мучавший сильных мира сего, остался неизменным. Более того, ситуация становилась все хуже. Территория распространения алайны ширилась, вслед за богатыми покупателями появились скупщики, за скупщиками – перекупщики. Наркоторговцы и контрабандисты расширяли свою сеть и наглели, а из-за того, что среди них прочно обосновались фэйри, поставляющие особенный растительный порошок для дельцов, поймать их было практически невозможно. Они всегда были аккуратны, но в Релесе что-то дало слабину. Еще никогда раньше не было столько случаев откровенной передозировки, да еще и у разных слоев населения.
«Грустно, когда наглость превращается в глупость», — подумал Аарон и придержал коня, въезжая в главные ворота Релеса. Люди, снующие по улицам города, не обращали на него никакого внимания и не собирались уступать дорогу лошади, поэтому Снорре пришлось вести плетущимся шагом. Снорре раздраженно фыркал и мотал головой, был недоволен и Аарон, но поделать с толпой ничего не мог.
Конечно, в голове у него проносились мысли, что он мог накрутить себя, от отчаяния надумать выгодный для себя исход событий, а на самом деле распространителям алайны не придется прилагать никаких усилий, чтобы уйти от ответственности и в этот раз. Мысли эти раздражали похуже самобытной толпы вокруг, и Аарон остервенело гнал их от себя.
В попытке отвлечься он поднял взгляд вверх, поверх людских голов, и тотчас проклял себя за эту идею. Бальдвин сразу же отвлекся от мыслей о провале и человеческой глупости, но лучше бы и дальше думал об этом.
Замок герцога возвышался над прочими строениями Релеса и был виден со всех концов города. Большой, светлый, с остроконечными башнями. В одной из таких башен двадцать шесть лет назад стояла его мать и показывала ему закат. Там же и умерла – увяла от неизвестной болезни меньше, чем за год. Там же маленький Аарон прятался от отца и надоедливых нянек, зарываясь в шкаф, где все еще висели платья матери и хранили ее цветочный, свежий аромат. Там же его, перепуганного шумом и криками, трясущегося от страха, нашел Галл, пообещал, что теперь все будет хорошо, и увез прочь.
«Проклятье», — скривился Аарон и отвернулся. У него были дела поважнее, чем вспоминать прошлое.
У здания городской стражи его уже ждали. В высоком седовласом мужчине Бальдвин признал капитана стражи. Бран Хайлл стал им задолго до рождения Аарона. И вот – прошло еще двадцать восемь лет, а старику все никак не нашлось замены. Хотя в строгом, не потерявшем с годами цепкость взгляде капитана Хайлла читалось, что никакой замены он и не желает.
— Маркиз, — поприветствовал он Аарона сухим кивком, когда Бальдвин спешился и подошел к нему, на ходу снимая дорожные перчатки. – Надеюсь, путь к нам не отнял у вас много сил.
— Благодарю, все прошло удачно, — легко обменялся Бальдвин любезностями. — Я лишь попрошу напоить моего коня и посмотреть ему переднюю подкову. Местами дороги в Релесе откровенно паршивые.
— Скажите об этом нашему герцогу, — пожал плечами Хайлл. – Вы далеко не первый, кто жалуется на это. Вы – в самом конце очереди из недовольных торговцев и ярмарочников. Хотя они же эти дороги и разбили.
Пригладив усы, капитан подал знак мальчишке, стоявшему неподалеку, и тот, быстро сцапав Снорре за удила, увел коня в направлении конюшен. Хайл проводил их взглядом и вновь повернулся к Бальдвину.
— Что ж, маркиз, — проговорил он, совсем не церемонясь. Аарону это было по нраву – лишь бы говорил по делу. – Мы сделали все, как вы велели в письме. Все, что знали, написали в отчете. Прочтете и оцените. Тела двух последних жертв не трогали, хотя нашего медика чуть удар не хватил. Вам повезло, что последние жертвы не из знатного рода, иначе вам пришлось бы отбиваться от убитых горем родственников. Не могут они разделить наследство, пока не проведут обряд прощания с телом, видите ли. Однако отголоски богатого рода мы вам все равно предоставим: один из наших свидетелей – садовник пострадавших дворян.
Все  это капитан говорил, бодро вышагивая к ближайшему трактиру. Аарону оставалось лишь послушно идти за ним, но на пороге он все же остановился, разглядывая деревянную вывеску над головой, где было выжжено изображение грудастой девахи верхом на свинье.
— Хорошо, но зачем нам в трактир? – решил уточнить Бальдвин, зачарованно разглядывая сочное яблоко в улыбающейся свиной пасти.
— Там мы встретимся с садовником, — невозмутимо ответил Хайлл и распахнул дверь трактира настежь. – После увиденного Уилл немного не в себе. Жалко его, пусть хотя бы за кружечкой вам об этом расскажет.
Пожав плечами, Аарон нырнул в полумрак заведения вслед за капитаном. Собственно, ситуация была двойственной. С одной стороны, историю Уилла явно знал уже весь город, и ничего нового завсегдатаи таверны не услышат. С другой стороны, к нему, к Бальдвину, может появиться повышенный интерес, а это было плохо – обычно, все распространители отираются среди местных, им не составит труда затеряться где-нибудь в темном углу и подслушать то, что их уши слышать не должны.
Но была не была. Час был ранний, таверна оказалась практически пуста. Аарон сразу выбрал столик подальше от двери, чтобы никто из ушлых посетителей не мог притвориться, что просто стоит рядом и ожидает заказ, и решил, что всегда может заставить садовника говорить тише.
— Когда он явится? – спросил Бальдвин у капитана, когда они уселись за столом и сделали у трактирщицы заказ.
— Совсем скоро, маркиз. Уилл – человек пунктуальный. Мы как раз договорились с ним на это время.
— Ну, так пока он не пришел, расскажите мне, что слышали от него.
— Хотите услышать больше версий, чтобы чувствовать, где они расходятся, — понятливо кивнул Хайлл, и Аарон ощутил, как растет его симпатия к старику. Другой бы на его месте дотошно закидал Бальдвина вопросами, как это обычно и случалось.
— Дочь его госпожи всегда вела разгульный образ жизни, — едва слышно начал Хайл, и губы его презрительно дрогнули. – Прыгала в койку ко всем, кому могла, да и дурью баловалась. Деньги у нее всегда водились, ни в чем она себе не отказывала. Да вот только в последнее время она совсем на себя не похожа стала. Спала долго, двигалась медленно, постоянно ходила с какой-то дурацкой улыбкой на все лицо. Господа с ней что-то сделать пытались, врачей вызывали, но те только руками разводили. А однажды ночью слуг разбудил дикий крик из господского дома. Уилл самым храбрым оказался, бросился с вилами наперевес смотреть, что происходит. Дверь открывает, а там на главной лестнице девка эта стоит – вся в крови, глаза безумные, хохочет и остановиться не может. А из глаз слезы градом льются. Уилл до сих пор не понял, как вообще в своем уме остался после той ночи. Потому что когда она его заметила, она к нему бросилась, а он только тогда нож в ее руке и заприметил. Плюнул он на все, вилы бросил, а дверь прямо перед ее носом захлопнул. Говорит, ломилась она в нее с нечеловеческой силой, все кричала, что это все – сон, в настоящем мире небо под ногами, а не над головой. Пока он эту дверь держал, кухарский пацан за стражей бросился. А когда мы прибежали, за дверью стихло все. Оказалось, она ушла вглубь дома да там себе вены и перерезала.
— А остальные в доме?.. – помолчав, спросил Аарон
— Убила она всех, — просто сказал Хайлл и отхлебнул из своей кружки. – Пока они спали – убила… Ох, а вот и Уилл!
Хмурый Аарон повернулся к двери и увидел, что на пороге, теребя в руках шляпу, стоит высокий, худощавый мужчина в годах и с сомнением смотрит на них.
— Подходи, Уилл, не стесняйся, — радушно позвал его капитан и показал на третью кружку, принесенную им трактирщицей. – Мы тебе выпить взяли, значит, не обидим. Подходи.
Не сводя с садовника внимательного взгляда, Аарон выдвинул для него стул. Разговор обещал быть интересным.

Садовник неуверенно сел за стол к Аарону и Хайллу, попытался пристроить на столе многострадальную шляпу, но передумал и переложил ее к себе на колени. Куда с большой уверенностью Уилл схватился за дожидавшуюся его кружку. Покосившись на Аарона, он шумно из нее отхлебнул и подрагивающей рукой отер рот.
— Давайте я вам все расскажу, что время тянуть, — обреченно вздохнул он после второго глотка, и Бальдвин ободряюще ему кивнул.
Удивительно, рассказ садовника ничем не отличался от того, что Аарон услышал от капитана Хайлла. Конечно, он добавил про то, как была добра его госпожа, и как строг, но справедлив — господин. И что дочка их в детстве была прекрасным ребенком, умным, послушным, но потом в ней произошла разительная перемена — как подменил кто.
— Олкенфорды... — вздыхал Уилл. — Старейший род, чистейшая дворянская кровь. Лие порочили прекрасное будущее, но она выбрала совсем иной путь, темный путь. Бедная девочка...
— Как давно Лия принимала наркотики?
Садовник развел руками и горестно вздохнул. На помощь к нему пришел капитан.
— Года три назад я впервые ее поймал вместе с другими подростками, детьми дворян. Кто-то отоварился слезой виверны, налакались они ее так, что у одного парнишки случилась остановка сердца — передозировка. Другие были настолько пьяны, что не заметили этого, около часа рядом с трупом веселились. Вот с той поры я ее частенько отлавливал то с одной компанией, то с другой. Сначала она только с дворянами зналась, а потом завела дружбу и с обычными людьми. Думаю, из-за того, что они ей дали бижу попробовать. Бижу в Релесе больше среди простых людей распространена, ее и достать легче, и купить.
— Но как-то она вышла на алайну, — напомнил Аарон.
— Конечно, вышла. Она заводила новые знакомства, но и старые не забывала. У нее полно друзей, которые в состоянии купить алайну, да и у нее самой деньги в кармане всегда водились.
— А еще вполне возможно, что в Релесе начали широкую торговлю перекупщики, — предположил Бальдвин, потирая подбородок. Садовник, чувствуя себя явно не к месту, потерянно ковырял ногтем столешницу и все прикладывался к кружке.
— Имеете в виду, что кто-то сбывает алайну по меньшей цене? — уточнил Хайлл и хохотнул в усы. — Это вы правы. К примеру, последней жертвой алайны стала уличная девка, Жозефа. Не думаю, что она могла купить эту дрянь по настоящей цене. Все никак не можем выйти на этих ублюдков. Накрыли одних, кто нагло торговал слезой виверны, отловили парочку, сбывающих бижу, а эти словно в воздухе растворяются, как продадут товар.
— А мне кажется, — вдруг подал голос Уилл, — что кто-то нас просто решил со свету сжить.
Аарон и Хайлл повернулись к нему с одинаковым выражением удивления на лицах. Садовник чуть смутился от их внимания, но все же упрямо поджал губы и продолжил:
— Сами посудите, господа. Муж моей сестры тоже в страже работает, иногда рассказывает всякое. — Капитан кивнул, подтверждая его слова. — Жозефа — это еще ничего, можно представить, что попался ей какой богатый клиент да отвалил деньжат больше обычного. Ну а еще один, бродяга тот, помнишь, Бран? У него и крыши-то над головой не было: спал на заднем дворе другого трактира, иногда на конюшне подрабатывал. Точно ведь копейки считал, мог только слезой виверны чутка разжиться, а вот — бросился со стены городской недавно. Кричал, что от земли он отскочит прямо в небо. Слеза виверны такое с людьми не делает, это я вам точно говорю...
— И то верно, — мрачно согласился Хайлл. — Да и тех, кто алайну принимает, сразу видно. Это же нюхательная смесь, и от нее после первого же применения немного ноздри разъедает. Наверное, тот порошок из мира фэйри не слишком-то подходит человеческому организму.
—... Словно мы в Релесе какому фэйри напакостили, — точно не слыша капитана, говорил Уилл. — И вот он подговорил своих, и они задаром эту алайну продают. Что фэйри этот порошок? Он его сколько угодно добудет, а смотреть, как недруги дохнут — милое дело. Есть же наверняка и среди фэйри отъявленные бандиты, ведь правда? Людей за зверье неразумное считают, вот и травят, как могут, веселятся!
Хайлл изумленно крякнул, но промолчал. Молчал и Аарон. Обвинять кого-то, не зная и малого, было делом пустым. Кроме того, его сейчас интересовало кое-что другое.
На него кто-то смотрел. Собственно, в интересе к его персоне не было ничего удивительного — Аарон был новым человеком в городе. Однако взгляд, который он ощущал спиной, будто пробивал дыру между его лопатками. Бальдвин долго терпел, предпочитая выслушать капитана и Уилла, но все же не выдержал. Сместившись на стуле так, чтобы сидеть боком к обладателю взгляда, он сделал вид, что поправляет кинжал в голенище сапога, а сам быстро и цепко осмотрел трактирный зал из-за упавших на лицо волос.
Обладатель взгляда нашелся сразу — не успел отвернуться. Им оказался бледнолицый, темноволосый юноша в черных одеждах, в одиночестве сидевший за столиком поодаль. В руках он сжимал кружку, но не проявлял к ней никакого интереса. Однако к нему проявляли интерес остальные люди в трактире — намного больший, чем к чужаку Аарону. Быть может, и юноша был чужаком в этом городе. Да и ощущался он как-то странно. Было в нем что-то такое, отличавшее его от всех людей, собравшихся в этом трактире. Несмотря на изнеможенный вид, выглядел он как беглое аристократическое дитя, утонченное и непривыкшее к вольной жизни.
Аарон нахмурился и распрямился. Осмотр помещения занял у него всего несколько секунд — наметанному взгляду не нужно больше времени. С этим он разберется чуть позже.
Тем временем, Уиллу молчание его собеседников начало действовать на нервы.
— Неужели в моих словах нет и толики логики? — воскликнул он и треснул опустевшей кружкой по столу. — Ведь...
— Тихо, Уилл, — шикнул на него Хайлл. — Не так громко, Айемером тебя прошу. Не бушуй.
— Но ведь...
— В ваших словах есть логика, — проговорил Аарон спокойно. — Однако не забывайте, что и среди людей достаточно бандитов. Алайну распространяют именно они. И виноваты в происходящем тоже могут быть они.
— Если бы фэйри не давали им этот порошок, алайны бы не существовало! — заупрямился Уилл. Выпитое немного дало ему в голову.
— Если бы люди его не брали, алайны бы не существовало, — поправил его Бальдвин и быстро обратился к капитану, предотвращая спор: — Думаю, здесь мы закончили. Отведите меня к телам погибших. А еще я бы хотел поговорить с теми, кто сидит на алайне, но еще более-менее вменяем. Вы говорили, такие есть.
— Конечно, есть, — пожал плечами Хайлл и встал из-за стола. Положил руку на плечо поникшего Уилла: — Не переживай, друг, вместе с маркизом мы найдем мерзавцев, кем бы они ни были. А ты иди домой, думаю, твоя сестра тебя уже заждалась.
Скомкано попрощавшись и пробормотав извинения за вспыльчивость, Уилл ушел из трактира первым. Хайлл и Аарон проводили его взглядом, а когда он скрылся за дверью, капитан повернулся к Бальдвину.
— Что ж, и нам пора. Прошу за мной, маркиз.
Аарон лишь кивнул в ответ и поднялся с насиженного места. К своей кружке он так и не притронулся, поэтому бросил на стол дополнительные монеты. Хоть и понимал, что после его ухода кружка торжественно перекочует к кому-нибудь другому.
Выйдя на улицу, Бальдвин обнаружил, что над городом сгущаются сумерки, дневная жара спала, и дышать стало намного легче. Горожан на улицах Релеса прибавилось.
Вышагивая за капитаном, Аарон гадал, пошел ли за ним тот странный юноша из трактира. А если пошел, то удастся ли ему так затеряться в толпе, чтобы Бальдвин не сумел увидеть слежки.
Проблемы всегда наваливались на Аарона скопом. Признаться честно, он даже удивится, если в итоге проклятый Релес подарит ему только одну.

— Расскажите мне о последних жертвах, — сказал Аарон, вышагивая вслед за Хайллом. — Одного ли они социального слоя? Связывало ли их что-то?
В ответ капитан тяжело вздохнул.
— Самое печальное, что нет. На оба вопроса — нет. Один из них — дворянин. Потерял жену при родах, через пару дней умер и новорожденный. Его сначала видели надирающимся во всех трактирах Релеса, а потом он пропал. Подумали, что, может, он решил привести мысли в тишине поместья. Ну, знаете, устал от алкоголя, он ведь никому с горем и не помогает, вот и решил потихоньку себя в руки взять. Да и молодой он был, мог бы еще семью создать. А вот и нет. Оказалось, что он где-то алайну купил, да в таком количестве, что у него нос превратился в кровавое месиво. Его дворецкий, когда мы его допрашивать стали, признался, что господин просил его не вмешиваться и не говорить никому о том, что он делает. Но галлюцинации его преследовали страшные... и грустные. В том мире, что он видел, и жена его была живой, и сын. Когда я думаю над этим, то меня берет ужас — как мало мы знаем о возможностях алайны...
Аарон помолчал немного. Об алайне люди действительно знали мало. Единственное, в чем Бальдвин был уверен, изучив случаи ее действия — продолжительность употребления алайны напрямую зависит от физических возможностей человеческого тела. Если организм наркомана был слаб, то алайна убивала его за два-три приема.
И, конечно же, история дворянина была грустна, но у Аарона не было ни времени, ни сил, ни желания на жалость к нему. В жизни людей случаются вещи пострашнее, но они справляются с горем и без наркотика.
— А что там со вторым... — начал было он нетерпеливо, но тут услышал топот шагов за спиной и едва справился с желанием атаковать, когда бегун подобрался к нему слишком близко.
Но, обернувшись и увидев того самого юношу из трактира, Аарон не был удивлен. Быть может, лишь слегка — до последнего он больше склонялся к тому, что этот таинственный незнакомец предпочтет слежку, а приблизится лишь тогда, когда вокруг будет меньше свидетелей. Но, видимо, юнец был рисковым. Или глуповатым.
— Да неужели? — усмехнулся Аарон, глядя, как тот пытается отдышаться. — Очень интригующе. Интересно, откуда вы это знаете?
И, не дожидаясь ответа, повернулся к пораженно замершему Хайллу.
— Прошу меня простить, капитан. Это здание морга? — он указал в сторону двухэтажного здания из старого, потрескавшегося камня, к которому они вроде как направлялись. Помедлив, Хайлл кивнул. — Подождите меня там. Мне понадобится несколько минут на разговор.
Хайлл неуверенно взглянул сначала на Аарона, потом — на незнакомца в черном. — Надеюсь, вы точно знаете, что делаете, маркиз, — предупреждающе проговорил он и нахмурил кустистые брови. — Быть может...
— Не стоит, — оборвал его Бальдвин, зная наперед, что предложит капитан. — Я смогу и сам защитить себя. Как от человека, — он выразительно положил руку на эфес обычного меча, висевшего на поясе, — так и от фэйри.
Договорив это, Аарон переместил ладонь, затянутую в перчатку, в кожу которой с недавних пор было вплавлено железо, на второй меч на поясе — тоже железный.
— Однако, — добавил он, с холодной улыбкой наблюдая за реакцией юноши, — если я не вернусь через пятнадцать минут, капитан, то тогда не стесняйтесь — поднимайте тревогу. Хотя не думаю, что такое произойдет. Среди нас нет глупцов, не так ли?
Хайлл с сомнением проворчал что-то себе под нос, но все же направился в сторону морга. Пару раз он оглянулся на Аарона и незнакомца в черном, но шаг не сбавил.
— Если вы действительно что-либо знаете, — медленно протянул Бальдвин, наблюдая, как капитан скрывается за дверью в морг, — то поступаете очень глупо, крича об этом на всю улицу — даже у стен есть уши. Вы могли бы подойти ко мне в трактире, где так долго на меня пялились. Ведь бандитам никогда не нравятся три вещи: когда их сдают свои же, когда об их планах знают чужаки,  и когда кто-то притворяется, что знает эти планы. Им сразу становится грустно, и они стремятся уничтожить источник их печалей. Не знаю, к какой категории относитесь вы, но это уже и не важно — для их ушей в стенах. А мы с вами поговорим вон в том переулке. За мной. У вас есть пятнадцать минут, чтобы заинтересовать меня. Можете начинать говорить прямо сейчас.

Аарон слушал юношу с застывшей, вежливой улыбкой на губах. Они стояли в темном переулке между зданием морга и лечебницей, но Бальдвину хватало света, чтобы читать эмоции на лице собеседника.
О том, что перед ним стоит фэйри, Аарон уверился еще тогда, когда продемонстрировал свое железное обмундирование и увидел, с каким недовольством и боязнью поморщился юнец. До тех пор он лишь это предполагал: ему вспомнилось лицо Дьердре, темной фэйри, проклявшей Риваля — такое же идеально-красивое, как и у этого незнакомца. Его, казалось, ничто не может испортить. Таких лиц у людей Аарон еще никогда не встречал.
А когда фэйри открыл рот и заговорил, образ Дьердре вновь всплыл перед внутренним взором Бальдвина. Та юлила не хуже — и все для того, чтобы добиться своей цели. Обещала многое, умасливала словами правильно, а потом ударяла в спину. Аарон был уверен, что засмеется, если юнец перед ним назовется светлым фэйри.
— У вас, дражайший, совсем не выходит лесть, — заявил он. Тогда, с Дьердре, он был готов сыграть в наивного, обходительного дурачка, но сегодня в его планы игры не входили. — У меня аж зубы свело. И пока что я не услышал ничего интересного, кроме намека на то, что вы поможете мне, если я в чем-то помогу вам. В этом люди и фэйри не отличаются — если они предлагают помощь, то явно ожидают чего-то взамен. Интересно, чего же хотите вы?
Мимо их переулка с грохотом проехала телега. Бард, сидевший в ней, был безбожно пьян, путал струны на инструменте и, ужасно фальшивя, пел про то, что за стенами Релеса остановился бродячий цирк. Рядом с ним сидел грустный клоун и разбрасывал по дороге то цветы, то объявления с программой выступления. Вслед за телегой, но с большим отставанием, бежал пожилой городской стражник, размахивал кулаками и орал о том, что догонит беспредельщиков и засунет весь мусор им в глотки. За ним едва поспевал стражник помоложе — он то и дело останавливался и подбирал листовки. Явно для того, чтобы слова напарника не оказались пустой угрозой.
Наблюдая за всем этим действом, Аарон успел достать из мешочка на поясе трубку, набить ее табаком и разжечь. Дождавшись, пока какофония звуков затихнет за поворотом, он затянулся и продолжил:
— О том, что за поставкой алайны стоят неблагие фэйри, я прекрасно знаю. Благие, скорее, добьют людишек своим высокомерием, чем будут забивать голову такой ерундой, как наркотики. О том, что поставщики-фэйри никогда не сидят на месте, и что их сложно поймать, я знаю тоже. Мои люди мобилизованы в каждом герцогстве Йонгвеля. О том, что поставкой дури занимаются хитрые, жадные и не лучшие представители своей расы, догадается и дурак. Как видите, пока я не услышал от вас ничего нового. Даже о том, что в поимке фэйри лучше всего обращаться к его собрату, можно догадаться. Но допустим, что я вам верю, и вы действительно воспылали миролюбием и решили предать своего... знакомого. Что же такого он сделал, что раньше вы терпели его выходки и молчали, а теперь решились его сдать, наплевав на собственную безопасность? Только не заливайте мне про то, что вам внезапно стало жаль людей и вы не хотите их страданий. Фэйри, особенно темным, плевать на людей. Так что не печальте меня, не говорите столь откровенную ложь. Для разнообразия можете быть немного правдивее.

"Волнуется", — отметил про себя Аарон, посасывая трубку. Волнуется и темнит.
Бальдвин не любил тайны, особенно когда они мешали ему работать. Бродить во тьме из-за недосказанности — кому это понравится?
— Ваше предложение меня более, чем интересует, но только в том случае, если оно правдиво, — спокойно отозвался он. — Но пока у меня нет ни малейшего подтверждения вашей искренности. Только представьте на секунду: к вам подходит незнакомец, задабривает сладкими речами, обещает золотые горы, но — все потом, после того как вы доверитесь его пустому слову и отправитесь вместе с ним в неизвестное вам место. Как вы отреагируете? Что вы подумаете? "Ох, этот мир — прекрасное место, здесь никто никого не обманывает, не заманивает в ловушки, а у меня такое доброе, наивное сердце, что я просто не могу отказаться от услышанного!" — тонко пропищал Аарон, фыркнул и добавил уже нормальным голосом: — Если подумаете вы именно об этом, то у вас явно не в порядке с головой. Потому что адекватный... человек или фэйри — не думаю, что это имеет значение... так вот, любое адекватное существо скорее подумает о ловушке и потребует доказательств. Вот как я, например. Без каких-либо доказательств я пальцем о палец не ударю.
Тут со стороны морга послышался какой-то шум, грохнула открывшаяся дверь, и Аарон услышал неуверенный зов капитана:
— Маркиз?!
"Неужто уже прошло пятнадцать минут?" — нахмурился Бальдвин, но выдохнул дым через нос и крикнул в ответ:
— Я живой! Все в порядке. Дайте мне еще немного времени.
— Имейте в виду, я начеку, — с недовольством в голосе крикнул Хайлл и вновь скрылся в морге.
Тяжело вздохнув, Аарон высыпал табак из трубки и затоптал его в землю каблуком сапога.
— Вот что я вам скажу, — вновь обратился он к фэйри. — Может, я и ошибаюсь, но кажется мне, что доказательств у вас для меня не найдется. За свою жизнь я проводил не мало допросов, договаривался о множестве сделок, так что мне не составит труда понять, что на уме у моего собеседника. Пока я слушал вас, я пришел к выводу, что вас больше интересует это загадочное место, куда вы хотите попасть с моей помощью — уж больно высоким стал ваш голос, когда вы говорили о нем, слишком уж вы занервничали. А вот когда вы рассказывали о вашем предполагаемом знакомом фэйри и об алайне, вы каждый раз избегали конкретики — даже самой минимальной, не требующей от вас никаких обязательств. Что-то подсказывает мне, что вы это выдумали в спешке.
Аарон замолчал ненадолго, пряча трубку обратно в мешочек на поясе, а потом хмуро посмотрел юнцу прямо в глаза.
— Самое смешное, я готов рассмотреть сделку баш на баш: я помогаю вам, вы помогаете мне. Но для этого мне нужна ваша честность. Судя по тому, что вы до сих пор не вспылили и не использовали на мне свои чары,  сделать вы этого не можете... или не хотите, потому что нуждаетесь в моей помощи. Я же от ваших... услуг могу отказаться. Конечно, с помощью фэйри я бы скорее вышел на контрабандистов алайны, но... Мне не привыкать работать по старинке, когда мне не помогает никакое волшебство. Так что решать вам, юноша. Только решайте скорее — я хочу войти в здание морга буквально через пару минут, чтобы не доводить дражайшего капитана до нервного срыва.
С этими словами Аарон оттолкнулся от стены, на которую оперся, пока курил трубку, и медленным шагом направился к главной улице Релеса.

Остановившись на оклик фэйри, Аарон не смог сдержать торжествующей улыбки.
Заиметь в помощники магически одаренное существо было прекрасной возможностью наконец-таки выйти на этих ублюдков, распространяющих алайну. Это, конечно, было черевато проблемами, если не продумывать каждое свое слово, каждый шаг, но Бальдвин чувствовал, что должен рискнуть. Зависимость от этой дури фэйри стала напоминать эпидемию, и Аарон боялся, что упустит момент, когда контроль над ситуацией будет полностью потерян.
После знакомства с Дьердре и особенно после ее побега Аарон буквально поселился в библиотеке замка. Он перерыл все древние фолианты, которые годами, если не десятилетями, пылились на дальних полках, выискивал информацию о фэйри: как они живут, чем дышат. К своему сильнейшему стыду, Бальдвин обнаружил, что, как и подавляющее число людей, знает о соседствующей расе непозволительно мало. Перестав сталкиваться с ее представителями, возведя их в ранг главных врагов человечества, люди презрели то, что обязаны были знать — хотя бы для своего же спокойствия. Сколько раз фэйри обводили наивных людишек вокруг пальца? Сколько раз пользовались их невежеством? Как долго сам Аарон пребывал бы в блаженном неведении, не напади темная фэйри на Риваля? Бальдвин не знал ответа ни на один вопрос, и это угнетало его.
После бессоных ночей и тревожных дней, проведенных за старинными книгами, Аарон немного успокоился. Он понимал, что тексты дали ему жалкие крупицы знаний, но все же это было больше, чем ничего. Теперь он мог почувствовать хотя бы фантом почвы под ногами.
Как только фэйри заговорил, Аарон вспомнил одну интересную деталь. Фэйри не могут лгать. Они могут юлить, могут умалчивать что-то, но откровенно лгать — это не было заложено в их природе. Отталкиваясь от этого и молясь, чтобы книги не соврали, Бальдвин следил за эмоциями юнца, стоявшего перед ним. Он с трудом подавил в себе осознание, с кем ведет беседу — воспринимая фэйри как обычного человека, Аарон смог вспомнить об опыте общения с преступниками и свидетелями. И ему удалось почувствовать фальш. Эта победа оказалась сладкой.
"Но это еще не конец", — подумал Бальдвин, решив дожать фэйри до конца.
Ему нужны гарантии, что его риск окажется ненапрасным.
Подавив улыбку, Аарон медленно обернулся к юнцу и проговорил:
— Очень хорошо. Это было не так уж сложно, правда? Я помогу вам добраться до места, где вы восполните свои силы, так как теперь это в наших общих интересах. Я даю вам клятвенное слово, но взамен хочу услышать его же. Вы обещаете помочь мне, учитывая не только свои интересы, но и мои? Скажите это, повторяя за мной слово в слово, и тогда наш... уговор станет официальным.

Аарон с сомнением посмотрел вверх, на темнеющее небо. Фэйри он мог понять — выглядел тот совсем неважно. Наверное, юнец чувствовал себя, как изнеможенный болезнью человек, который ни о чем больше не мечтает, кроме чудодейственного лекарства. Однако Бальдвин не мог пожертвовать расследованием, не мог бросить все, чтобы ехать в неведомые дали к месту силы.
— Я сочувствую вашему состоянию, юноша, — медленно проговорил Аарон, тщательно подбирая слова, — однако я вынужден настаивать на отъезде к месту силы ранним утром. Пока мы договоримся о лошади и выедем из города, уже стемнеет. Леса вокруг Релеса полны разбойников и воров, они лишь ждут наступления темноты, чтобы отловить какого-нибудь несчастного. Думается мне, ваш больной вид их заинтересует сразу. Мне не нужны лишние проблемы, да и вам они ни к чему, пока вы не можете защитить себя. Да и без разбойников дороги ночью могут быть опасны — заблудиться меж них легче легкого.
Аарон помолчал немного, прикидывая, достойно ли звучали его слова, не разозлят ли они фэйри. Их и без того сомнительное сотрудничество может еще труднее, если они сразу начнут с обоюдных обид и раздражения.
И мало ли? Пусть юнец и говорит, что он обессилен, понятие это растяжимое. Возможно, для него обыкновенное дело — пробуждать дремлющие вулканы на материке, а сейчас он разве что может пригвоздить Аарона разрядом молнии к земле. И никакое железо ему не поможет.
— У меня в городе этим вечером остались незаконченные дела, промедление может сыграть со мной злую шутку. Поэтому я предлагаю провести это время с пользой. Если вы совсем без сил и у вас нет при себе человеческих денег, я смогу оплатить вам комнату в хорошем трактире, где вы отдохнете перед дорогой. Это случится в любом случае, но вы можете воспользоваться моим предложением уже сейчас. Если же вы еще не чувствуете себя столь безнадежно, то вы можете пойти со мной. Возможно, для вас это будет полезно: вы поймете что-то важное, дело наше пойдет скорее, быстрее закончится, и мы пойдем каждый своей дорогой. Понимаете?.. Кстати, — нахмурился Аарон, сбившись с мысли, — как мне вас называть? Не могу же я постоянно обращаться к вам "юноша" и "эй!".

Ответом фэйри Аарон остался доволен. Его осторожная часть волновалась: доверяться незнакомцу — неважно, человеку или фэйри — всегда было опасно. Но его рисковая часть, обожающая авантюры и дикие сделки, заполняла голову шепотом: чуть меньше паранойи — и это может вылиться во что-то стоящее.
— Дик так Дик, — пожал плечами Бальдвин. Везло ему на фэйри, имена которых начинаются на Д — это очевидно. Хотя, вполне возможно, этот юнец назвал ему ненастоящее имя. Вспоминая Дьердре, такому повороту событий можно и не удивляться. — Пойдемте.
И они наконец вышли из темного, провонявшего сыростью и отходами закоулка, и направились в сторону морга. В его дверях с озабоченным видом застыл капитан Хайлл. Завидев приближающегося Аарона, он просветлел лицом, но, когда заметил за его спиной, черную фигуру фэйри, вновь помрачнел.
— Он идет с нами? — с плохо скрываемым недовольством уточнил капитан.
— Он мне нужен, — спокойно ответил Бальдвин, поднимаясь к нему по низким, ветхим, деревянным ступенькам.
Такой ответ Хайллу явно не понравился.
— Вы только встретили его, маркиз, кто знает, какую выгоду этот малец преследует?
— Скажем так: я склонен полагать, что для начала он окажет услугу мне, а потом мы поговорим о его выгоде.
— Это рискованно.
— Мне нужен этот риск, — отрезал Аарон и протиснулся мимо капитана в темные коридоры морга. Дик тенью скользнул за ним. — Покажите нам тела.
Еще несколько секунд Хайлл неподвижно стоял на прежнем месте, но, когда Бальдвин нетерпеливо обернулся на него через плечо, проворчал нечто неразборчивое в усы и пошел вперед.
-Итак, — возобновил давно прерванный разговор Аарон. — Первая жертва — дворянин, недавно потерявший жену и ребенка. А вторая жертва? Вы не успели рассказать. Кто это?
Помолчав немного, Хайлл тяжело вздохнул.
— Помните Лизетт, маркиз? Вашу служанку? Она — вторая жертва.
От неожиданности Аарон сбился с шага.
Он помнил Лиззет. Лиззет, которая нянчилась с ним и день, и ночь, когда его мать съедала болезнь. Кареглазая, со светлыми волосами, легкими, словно пух, и бесконечно добрая. Лиззет, которая сидела у шкафа, где прятался Аарон, до тех пор, пока тот не успокаивался и не вылезал оттуда. Лиззет, которая читала ему сказки в бессонные ночи до тех пор, пока он не проваливался в дрему. Лиззет, которая закрывала его своим телом в тот день, когда в замок герцога Релесского ворвались люди короля, и умоляла пощадить его, всего лишь ребенка. Лиззет, которая осталась в Релесе после переворота, и о которой Аарон не вспоминал — до сегодняшнего дня. Жгучий стыд жаром опалил лицо Бальдвина.
— Почему? — только и сумел выдавить он, но капитан Хайлл понял его.
— После... всего жизнь Лизетт не вышла сладкой. Еще несколько лет она работала в замке, на кухне, ваш дядя пожалел девчонку и не стал его выгонять. Но потом она стала женой одного купца. Казалось бы, вот и перепало ей счастье да достаток, но... Этот проклятый мужик гулял с другими бабами налево и направо, вливал в себя алкоголь бочками и поколачивал жену до кровавых соплей. Его ничего не останавливало. Даже когда она беременной ходила, он ее колошматил. Так Лиззи своего первенца и потеряла. Сколько раз мы его гоняли!.. Сколько раз моя жена говорила с ней, умоляла уйти от него, вернуться в замок на работу — герцог бы ее принял, он человек добрый, сострадательный, не то что ваш покойный отец. А Лиззи уперлась: грех, стыд, общие дети, любовь. Дурная баба... Так и шло время, Айемер ее явно любил — от такой жизни подохнуть можно, а она все жила. А может, и наоборот — не любил, потому как что это за жизнь?
Когда Хайлл замолчал, они уже стояли у столов с трупами. Остановившимся взглядом Аарон вперился в тщедушное женское тело, с головой закрытое простыней. Он не мог поверить. Но должен. Бальдвин медленно приблизился к столу и, едва чувствуя собственные руки, откинул простыню. Женщина под ней была совсем не похожа на Лизетт, которую он помнил, и все же — это была она. Перед смертью безбожно избитая, изнуренная, с запекшейся кровью под пошедшим трещинами носом.
— Ее муженек несколько лет  сидел в темнице за пьяный дебош и убийство, но неделю назад мы его выпустили... Не могли не выпустить, — с горечью, чуть слышно проговорил Хайлл. — Сукин сын вернулся, напился до черноты перед глазами и по привычки пошел колотить Лиззи. А их старший сын уже совсем взрослым стал, не хотел давать мать в обиду — вот и дал ему отпор. В пьяной ярости он забил мальца до смерти прямо на глазах у Лиззи. Думаю, рассудок у нее уже тогда помутился — и без алайны. Не знаю, на что она ее купила, на какие деньги, но... Они даже не сказали о смерти сына, этот ублюдок его тело просто в погреб сбросил. Мы его вот только вчера и повязали. Лиззи к тому времени уже мертва была. А этот сукин сын рассказал нам, что... Ну, в общем, всякое она видела. Чаще всего она сидела у шкафа, стучала о дверцу и ворковала там с кем-то, а потом звала сына и говорила, что вместе они справятся быстрее, а потом вместе лягут в пещеру из одеял и будут читать сказки... до утра, — голос Хайлла предательски дрогнул, и капитан отвернулся, сжав переносицу пальцами. Он явно знал, что кроется за этими галлюцинациями.
Знал и Аарон. Почувствовав тошноту, он выпустил из рук простыню, и она упала обратно на изуродованное лицо Лизетт. Бальдвин шарахнулся в сторону и едва не сбил с ног Дика, о котором совсем забыл. Почти бессвязно извинившись, Аарон прошел к полкам с какими-то склянками и бумагами да там и застыл,пытаясь поскорее справиться с эмоциями.
Что стоило ему хотя бы раз вспомнить о Лизетт? Быть может, тогда...
— Не стоило мне этого говорить, — тоскливо вздохнул капитан, но Аарон ему не ответил.
Через некоторое время он наконец-таки взял себя в руки. И у него созрел план.
Бальдвин медленно повернулся к Хайллу, и капитан поспешил отвести от него больной взгляд. От этой неуместной жалости Аарон почувствовал лишь яркую вспышку злости.
— Сколько в Релесе мест сходок наркоманов? Вы знаете их все? — резче, чем ему хотелось, спросил он.
— Сейчас только одно, — нахмурился капитан. — Мы с ребятами постоянно устраиваем чистки, убрали уже две. С той сложнее. Наркоманы и продавцы дури уже знают всех моих ребят в лицо, чтобы я отправил туда кого-то под прикрытием, а вот с добровольцами в последнее время туго — никто не хочет столкнуться с продавцами алайны.
— Так вы все-таки думаете, что в одном месте продают и бижу, и алайну?
Хайлл покосился на тело Лизетт и тяжело обронил:
— Очевидцы говорят, что Лиззи там точно была.
— Хорошо, — кивнул Аарон. Для себя он уже все решил. — Значит, и я туда схожу.
И не дав Хайллу сказать ни слова, Бальдвин повернулся к фэйри.
— Я отправлюсь туда сегодня ночью. И я повторяю  предложение: если вы без сил, то идете в трактир и ждете меня там к утру.

Аарон посмотрел на Дика долгим взглядом. Он надеялся, что фэйри с ним не пойдет, потому что то, чем он собирался заняться этой ночью, всегда было для него одиночной игрой. Однако его спутник оказался неожиданно настырным и решил следовать за ним по пятам.
— Что ж, хорошо, — медленно протянул Бальдвин и нахмурился. Теперь ранее  возникший в его голове план нуждался в корректировке. — Быть может, вы и пригодитесь, однако до тех пор нам нужно придумать, что мы забыли на точке вдвоем. Капитан, — обратился он к Хайллу, решив, для начала, заняться той частью плана, которая не нуждалась в исправлении, — мне нужна новая одежда. Грязная, рваная, старая, чтобы меня запросто приняли за проходимца. И щепотка бижу.
Хайлл выставился на него взглядом, полным удивления и скепсиса. С хмурым выражением лица Аарон выдержал этот взгляд.
— Маркиз, — осторожно начал капитан. Судя по всему, он судорожно соображал, не повредился ли Глава Черной Стражи рассудком от горя, — я могу понять, зачем вам лохмотья — собираетесь прикинуться для них свояком. Но бижу-то вам... — и тут он осекся, в глазах его вспыхнуло понимание. — Ах вот оно что! Ладно, фантазия меня явно подвела. Бим! — рявкнул Хайлл зычным голосом, и в комнату заглянул молоденький стражник. — Бегом в казармы, Бим. Там, в моей комнате найдешь сундук с уликами — вот ключ. Возьмешь оттуда мешочек с бижу, спрячешь его хорошенько в карманах и, никому ни слова не говоря, вернешься с ним сюда. Понял?
— Понял, — озадаченно кивнул стражник и нахмурился. На его практике еще никто не использовал улику в собственных, корыстных целях, и его светлая душа явно бунтовала, требуя, чтобы дела государственные делались по чести. Однако суровый, не терпящий возражений взгляд капитана быстро расставил приоритеты в голове у Бима, и он резво припустил в указанном направлении.
Пока стражник, борясь с совестью, добывал для него бижу, а капитан скрылся за какой-то дверью, громко зовя кого-то по имени, для Аарона появилась минута-другая для того, чтобы окончательно прийти в себя от услышанного и увиденного. Поскорбеть он сможет и позже, а сейчас он обязан быть хладнокровным и рассудительным, чтобы не допустить фатальных ошибок.
Абстрагировавшись от мыслей о Лизетт, Бальдвин задумчиво провел рукой по щеке с отросшей щетиной. Щетина была ему на руку так же, как и волосы, в которых запутались пыль и грязь с больший дорог. Единственный вопрос: успел ли кто-то, кто вхож в ряды наркоторговцев, хорошо рассмотреть его лицо или вообще — увидеть его? А фэйри? Аарон покосился на Дика — внешность у него была яркая, запоминающаяся, а с тем учетом, что на улице фэйри постоянно отирался рядом с ним... Нет, подумалось Бальдвину, нельзя пороть горячку.
Особенность Релеса состояла в том, что город был самобытно поделен на две части: в одной жили люди добропорядочные или же те, кто притворялся таковыми, а во второй — бедняки, бандиты и прочие темные личности с великим спектром работ и услуг. Аарон был готов отдать руку на отсечение — сходка наркоманов, которую все никак не могла накрыть городская стража, находится именно во второй части города. Соваться туда без поддержки и без связей с тамошними "королями" — себе дороже, а Хайлл как раз обмолвился, что у него кончились люди, чьи лица были незнакомы наркодельцам.
Но что самое важное — жители бедного района города не жаловали "богатые" улицы. Проститутки выходили на них лишь с наступлением тьмы, дельцы — тоже. Конечно, у них здесь были глаза и уши, но если Аарон и Дик с этого момента будут вести себя крайне осторожно, то вряд ли те смогут быстро среагировать на их действия.
— Как вы в актерской игре, Дик? — криво ухмыльнулся Бальдвин, поворачиваясь к фэйри. Голос его упал до полушепота, когда он продолжил, сам он подошел к новому знакомцу ближе. Дураком он не был и понимал, что, несмотря на то, что сейчас они находятся в плотном кольце союзников, им нужно быть всегда начеку и ожидать подвоха: — Нам нужно проникнуть на точку, но для того, чтобы нас там приняли за своих, нам нужна история. Я вполне могу прикинуться бродягой, обдолбанным бижу, а вот с вами... нужно поработать. У вас есть какие-то идеи?

— Да, будет лучше, если мы пойдем по раздельности, — кивнул Аарон, в раздумьях покачиваясь с пятки на носок. — Хотя это может быть небезопасно, особенно для вас, раз на данный момент вы не можете в полной мере защитить себя. Поэтому если почувствуете опасность — уходите. Или же подайте мне знак — я все равно постоянно буду следить за вами и увижу его.
Тут в комнату вернулся капитан Хайлл, а следом за ним семенил худощавый, высоченный человек, чья лысина матово блестела в тусклом свете свечей, и чей взгляд глубоко посаженных глаз прямо-таки кричал, что их обладатель живет в мире идиотов, но до сих пор так и не смирился с этой участью. В руках незнакомец держал какое-то тряпье, в котором Аарон, спустя несколько секунд, разгадал свои обновки.
— Благодарю, — буркнул он и схватил лохмотья, придирчиво их осмотрел. Все в них было хорошо, да только были они чистыми.
— Не смогли поймать бездомного, маркиз, и вытряхнуть его из одеженки, — усмехнулся Хайлл, заметив, как Бальдвин поджал губы. — Но хозяин морга со всем великодушием одолжил нам старые, постиранные вещи. Он отказался рассказывать, откуда они у него, да и я не горю желанием это знать.
— Я тоже, — признался Аарон.
Хозяин морга в ответ одарил его кислой улыбкой.
Думал Аарон не долго. Он уточнил, есть ли из морга запасный, черный ход, и бодро отправился в заданном направлении с тряпьем подмышкой. На заднем дворе морга Бальдвин не обнаружил никого, кто мог бы сойти за свидетеля его авантюр — только черно-белый кот щурил на него желтые глаза, пока справлял мелкую нужду. Воняло затхлой сыростью и дерьмом из канализации.
— Чудесно, — одобрил Аарон. Звук человеческого голоса спугнул кота, и он, тряся поднятым трубой хвостом, затрусил прочь. Бальдвин, проводив его взглядом, сбросил свои лохмотья прямо в его мочу и пошурудил ногой, размазывая по конспирационной одежке всю грязь и вонь с земли.
Неподалеку от двери черного хода Аарон обнаружил несколько бочек с углем. Это тоже было находкой что надо. Он тотчас скинул с себя верхний доспех и принялся растираться углем, а излишки — стирать многострадальными лохмотьями. Одновременно с этим в его голове рождалась история, которой он при необходимости мог удобрить публику в притоне.
Через десять-пятнадцать минут Бальдвин был полностью преображен. Форму Черной Стражи он сложил аккуратной стопочкой, мечи положил на ее верх — с собой он собрался брать только пару кинжалов, которые засунет в голенище сапог.
Вернувшись, Аарон застал всех своих знакомцев, стоящих тесным кружочком и рассматривающих содержимое мешочка в руках давешнего стражника. Капитан как раз пробовал бижу на зуб и оценивающе приговаривал: "Среднячок, поверят, что забулдыга смог им разжиться". Оглянувшись на шаги и завидев Аарона, Хайлл одобрительно крякнул:
— Как  будто только из канавы вылез. А чего босой? Будете говорить, что последние ботинки в карты проиграли, желая разжиться деньжатами на лишний мешочек бижу?
— Все проще. Хотел попросить хозяина морга о еще одной услуге в виде драных ботинок.
Подобие на улыбку на губах того стала еще кислее.
— Могу предложить вам сапоги с покойника-аристократа. Когда-то они были прекрасным образчиком работы лучшего башмачника Релеса, но теперь, когда ими истоптали все притоны в поисках алайны, без слез на них не взглянешь.
— Отлично. Если спросят, откуда такое богатство, скажу, что выиграл или стянул.
Хайлл весело фыркнул. Он, кажется, весь приободрился — понимал, что с помощью Бальдвина может наконец-таки накрыть проклятую наркоточку и наконец-таки заснуть спокойным, здоровым сном.
— Пока вы там прихорашивались, мы с вашим новым товарищем обсудили возможность прохода к точке через канализацию. Вас проводит мой человек. Это будет безопаснее всего. И можете еще и там в водице искупаться, чтобы аромат от вас стал еще лучше.
— Воздержусь, а то перегну палку, — усмехнулся Аарон. Он уже запрыгнул в предоставленные ему сапоги и теперь засовывал в их голенища кинжалы.
Когда его сборы были окончательно завершены, и он уже стоял, привалившись к стене, и пыхтел самокруткой из бижу, осторожно вдыхая в себя дурман, Аарон посмотрел на Дика.
— Ваша история может быть похожа на те, что вы сегодня уже слышали. Боль, страдания, мысли о самоубийстве. А можете сыграть в праздного дурачка, который сорит деньгами и просто хочет закинуться диковинкой из мира фэйри для веселья. Главное, не переборщите с представлением, не давите. Чаще всего, втираться в доверие приходится больше, чем один день. Скорее всего, нам придется прийти туда еще раз.
Докурив, Бальдвин раздавил окурок о шершавую стену и сплюнул вязкую слюну в какое-то ведро с помоями. Мало того, что бижу с непривычки вязала язык, так еще и Хайлл, сговорившись с хозяином морга, заявил, что у Бальдвина слишком белые зубы и слишком свежее дыхание, и заставил его втереть в десны какую-то вонючую дрянь.
— Что ж, — вздохнул Аарон, утирая рот тыльной стороной ладони, и криво ухмыльнулся Дику, поймав его взгляд, — погнали.

Отредактировано Аарон Бальдвин (2017-12-18 12:03:43)